Первая наша публикация - о полковнике внутренней службы Чупине Романе Фёдоровиче, возглавлявшем СИЗО-1 в 1970-1986 гг.
В учреждении до сих пор бережно хранится автобиография Романа Фёдоровича – он написал её незадолго до смерти в 2004 году. «Жизненный путь ветерана МВД полковника внутренней службы товарища Чупина Р.Ф.» рассказывает о тяжелом детстве, службе в годы войны, охране военнопленных японцев и буднях уголовно-исполнительной системы. В историю ведомства Роман Фёдорович навсегда вошёл как строитель и первый начальник тайшетского СИЗО № 3, руководитель иркутского СИЗО № 1. «Моя жизнь богата историческими событиями, и, я считаю, прожита не зря», - писал Роман Фёдорович.
Приводим отрывки из его воспоминаний.
«Детство моё было связано с суровой жизнью войны»
Родился я в период начала коллективизации на Алтае в селе Талица. Место, где я жил до армии, отличалось природой и прекрасным климатом. Оно находилось рядом с границей Алтайских гор но, к сожалению, жить там мне пришлось недолго. Мое детство было связано с суровой жизнью войны. Шесть классов закончил в сельской школе, а дальше учиться возможности не было. С 14 лет пошел работать в колхоз на машинно-тракторную станцию. Работал в тракторном отряде, получал оплату хлебом - 3 килограмма в день независимо от урожая. Зимой возил сено и помогал счетоводу колхоза, а летом работал в поле.
После ухода отца на фронт нас осталось шестеро детей, я самый старший. Вдвоем с матерью в первые годы войны пришлось в холод и голод обеспечивать семью. Матери досталась тяжелая доля. Она была настоящая крестьянская женщина, воспетая Некрасовым. Жала хлеб серпом, носила сено, пилила и колола дрова. С горестью вспоминается, как мы с матерью зимой запрягали в сани корову и ехали в лес за дровами. Так же возили и сено. В колхозе лошадей было мало, в основном жители работали на своих бурёнках. Питались картофельными драниками с лебедой.
2 августа 1942 года отец погиб, защищая Ижорские заводы в Ленинграде. 10 мая 1944 года меня призвали в армию. Первое время служил в Красноярске в 27-й учебно-стрелковой дивизии, в роте противотанкового оружия. Вместе с сослуживцем до изнеможения таскали ПТР Симонова в дни тактических и учебных занятий, с раннего утра до позднего вечера. Часто ночные занятия проходили в лесу и на островах Енисея. В апреле 1945 года на три полка дивизии выдали новое обмундирование, и нас отправили на Восток. В День Победы 9 мая 1945 года наш эшелон стоял в Абакане, а прибыли на место на станцию Борзя только в июне. Непосредственно в боях я не участвовал.
После ухода отца на фронт нас осталось шестеро детей, я самый старший. Вдвоем с матерью в первые годы войны пришлось в холод и голод обеспечивать семью. Матери досталась тяжелая доля. Она была настоящая крестьянская женщина, воспетая Некрасовым. Жала хлеб серпом, носила сено, пилила и колола дрова. С горестью вспоминается, как мы с матерью зимой запрягали в сани корову и ехали в лес за дровами. Так же возили и сено. В колхозе лошадей было мало, в основном жители работали на своих бурёнках. Питались картофельными драниками с лебедой.
2 августа 1942 года отец погиб, защищая Ижорские заводы в Ленинграде. 10 мая 1944 года меня призвали в армию. Первое время служил в Красноярске в 27-й учебно-стрелковой дивизии, в роте противотанкового оружия. Вместе с сослуживцем до изнеможения таскали ПТР Симонова в дни тактических и учебных занятий, с раннего утра до позднего вечера. Часто ночные занятия проходили в лесу и на островах Енисея. В апреле 1945 года на три полка дивизии выдали новое обмундирование, и нас отправили на Восток. В День Победы 9 мая 1945 года наш эшелон стоял в Абакане, а прибыли на место на станцию Борзя только в июне. Непосредственно в боях я не участвовал.
Охрана военнопленных японцев на шахте в Черемхово
В ночь с 8 на 9 августа 1945 года наши войска перешли границу Маньчжурии и пошли в наступление. После капитуляции японских войск у нас в плену оказалось 148 японских генералов, 594 тысячи офицеров и солдат. Советским правительством было принято решение, что военнопленные, в том числе японцы, определенное время должны отработать на восстановлении народного хозяйства.
В Иркутской области было создано два лагерных управления военнопленных японцев, которые находились в ведении НКВД. Содержались военнопленные в основном побатальонно, с соблюдением воинской субординации и в своей, то есть японской форме. Например, в Черемхове на шахте 5-бис работал батальон японцев. Был у них свой командир батальона в звании майора, командиры рот и взводов. Через них исполнялись все команды и распоряжения администрации лагеря.
28 сентября 1945 года Приказом Министра Обороны СССР я в числе других был переведен на продолжение службы в систему НКВД. Мы, солдаты, мечтали, что службу будем нести где-то в городе, но не тут-то было. Прибыли мы в Черемхово на шахту 5-бис. Опять бараки и землянки, а летом палатки. Японцы работали в шахте посменно, грузили уголь в вагоны. Мы осуществляли конвоирование, охрану зоны и различных складов, которые размещались в основном в палатках и наспех сбитых из досок помещениях.
С октября 1947 года японцев поэтапно начали отправлять на родину. В охране солдат старшего возраста демобилизовали, а двадцатилетних направили в другие точки. Нас, 28 человек, направили в Иркутск для охраны тюрьмы.
В Иркутской области было создано два лагерных управления военнопленных японцев, которые находились в ведении НКВД. Содержались военнопленные в основном побатальонно, с соблюдением воинской субординации и в своей, то есть японской форме. Например, в Черемхове на шахте 5-бис работал батальон японцев. Был у них свой командир батальона в звании майора, командиры рот и взводов. Через них исполнялись все команды и распоряжения администрации лагеря.
28 сентября 1945 года Приказом Министра Обороны СССР я в числе других был переведен на продолжение службы в систему НКВД. Мы, солдаты, мечтали, что службу будем нести где-то в городе, но не тут-то было. Прибыли мы в Черемхово на шахту 5-бис. Опять бараки и землянки, а летом палатки. Японцы работали в шахте посменно, грузили уголь в вагоны. Мы осуществляли конвоирование, охрану зоны и различных складов, которые размещались в основном в палатках и наспех сбитых из досок помещениях.
С октября 1947 года японцев поэтапно начали отправлять на родину. В охране солдат старшего возраста демобилизовали, а двадцатилетних направили в другие точки. Нас, 28 человек, направили в Иркутск для охраны тюрьмы.
Иркутская тюрьма в 1947 году
Откровенно говоря, такое решение нас не обрадовало. Разместили нас всех в одну комнату на втором этаже по ул. Каховского, 33. Когда-то там был овчинно-шубный цех. Центрального отопления не было, посреди комнаты поставили большую железную печь-буржуйку и отапливали в основном углем. На первом этаже была столовая. Нам пришлось жить в этой комнате два года до демобилизации.
В годы войны и послевоенный период тюрьма не благоустраивалась и не расширялась из-за отсутствия денежных средств. Как говорят, тюрьмы и церкви не строились.
В годы войны и послевоенный период тюрьма не благоустраивалась и не расширялась из-за отсутствия денежных средств. Как говорят, тюрьмы и церкви не строились.
Отдел охраны нес службу в три смены по 12 часов. Центрального отопления и водоснабжения на корпусах не было. Заключенные выводились в туалет и для умывания два раза в сутки, в 6 часов утра и 18 часов вечера. В ночное время истопники из числа хозобслуги топили печи, и до 8 часов утра из пищеблока приносили хлеб и кипяток.
В зимнее время на постах из-за пара и зловония не было видно постовых контролеров. У многих сотрудников лица были бледные и болезненные, но никто не жаловался на трудности службы. Много в охране было бывших фронтовиков, я помню старших по корпусам Зайцева, Мясникова, Грязнова, Коломийцева. Все они несли службу мужественно, добросовестно и честно. Работал в тюрьме дежурным капитан Новгородский — бывший фронтовик, владеющий приемами самбо. В камеры входил без охраны, а если заключенный оказывал сопротивление, он брал его за шиворот и водворял в карцер.
В 1947 году в одном здании тюрьмы работали две администрации — работники самой тюрьмы и тюремный отдел. Штат у них был большой, примерно 10-12 человек. Когда работники тюремного отдела выезжали с инспекторской проверкой, посторонних в комиссию не брали, у них в штате были свои оперативно-режимные и хозяйственные работники, инженер, медработник и спецработник.
Кабинетов в административном здании было много, но все были похожи на клетушки с убогой мебелью. В комнатах свиданий и развода смен стояли сколоченные из двух досок столы и некрашеные скамейки.
Со временем условия стали улучшаться, но людям пока еще жилось тяжело. Была карточная система на продукты питания, а зарплата контролера составляла 40 рублей в месяц. Война задела все стороны жизни, в том числе и места лишения свободы. Преступность была ещё высока, и личному составу тюрьмы приходилось много работать.
В зимнее время на постах из-за пара и зловония не было видно постовых контролеров. У многих сотрудников лица были бледные и болезненные, но никто не жаловался на трудности службы. Много в охране было бывших фронтовиков, я помню старших по корпусам Зайцева, Мясникова, Грязнова, Коломийцева. Все они несли службу мужественно, добросовестно и честно. Работал в тюрьме дежурным капитан Новгородский — бывший фронтовик, владеющий приемами самбо. В камеры входил без охраны, а если заключенный оказывал сопротивление, он брал его за шиворот и водворял в карцер.
В 1947 году в одном здании тюрьмы работали две администрации — работники самой тюрьмы и тюремный отдел. Штат у них был большой, примерно 10-12 человек. Когда работники тюремного отдела выезжали с инспекторской проверкой, посторонних в комиссию не брали, у них в штате были свои оперативно-режимные и хозяйственные работники, инженер, медработник и спецработник.
Кабинетов в административном здании было много, но все были похожи на клетушки с убогой мебелью. В комнатах свиданий и развода смен стояли сколоченные из двух досок столы и некрашеные скамейки.
Со временем условия стали улучшаться, но людям пока еще жилось тяжело. Была карточная система на продукты питания, а зарплата контролера составляла 40 рублей в месяц. Война задела все стороны жизни, в том числе и места лишения свободы. Преступность была ещё высока, и личному составу тюрьмы приходилось много работать.
Национальные кадры для тюремных учреждений
В 1950 году меня направили в офицерскую двухгодичную школу в город Владимир. В то время готовили национальные кадры по линии тюремных учреждений для всех республик СССР. Поехал в эту школу с семью классами образования, переживал, смогу ли сдать экзамены. Оказалось, что из 240 курсантов со средним образованием было всего 40 человек.
Поступающие из некоторых республик не могли писать и читать. Вспоминаю один смешной эпизод. Мы написали диктант, после проверки преподаватель раздал работы, а один курсант с возмущением заявляет: «Зачем мне такой бумага давал? Я писал фиолетовым чернилом, а эта писанина вся красная». Из тех, кто плохо владел русским языком, была создана отдельная группа, и через два года все неплохо сдали государственные экзамены.
Наш выпуск совпал со смертью Сталина. Все в траурные дни сидели возле радиоприёмников и много плакали, особенно администрация школы, работники столовой и других служб. Нас, курсантов, постигла вторая беда: приказ об окончании школы подписывать было некому, нашего министра Берию арестовали. Было приказано всем выдать офицерское обмундирование и в погонах курсантов откомандировать по месту службы.
По прибытии в Иркутск меня направили работать в Бодайбо в тюрьму оперуполномоченным. Следом пришел приказ о присвоении мне звания лейтенанта внутренней службы.
Поступающие из некоторых республик не могли писать и читать. Вспоминаю один смешной эпизод. Мы написали диктант, после проверки преподаватель раздал работы, а один курсант с возмущением заявляет: «Зачем мне такой бумага давал? Я писал фиолетовым чернилом, а эта писанина вся красная». Из тех, кто плохо владел русским языком, была создана отдельная группа, и через два года все неплохо сдали государственные экзамены.
Наш выпуск совпал со смертью Сталина. Все в траурные дни сидели возле радиоприёмников и много плакали, особенно администрация школы, работники столовой и других служб. Нас, курсантов, постигла вторая беда: приказ об окончании школы подписывать было некому, нашего министра Берию арестовали. Было приказано всем выдать офицерское обмундирование и в погонах курсантов откомандировать по месту службы.
По прибытии в Иркутск меня направили работать в Бодайбо в тюрьму оперуполномоченным. Следом пришел приказ о присвоении мне звания лейтенанта внутренней службы.
Как строилась тюрьма в Тайшете
После шести лет в Бодайбо меня в 1960 году направили в Тайшет строить тюрьму № 3 на базе штрафного изолятора Озерлага. Здесь я за пять лет прошел суровую школу жизни, приобрел большую практику руководителя тюремных дел и, как говорят, хлебнул мурцовки.
Подрядчиком на строительстве было управление Озерлага, а тюрьма являлась заказчиком. Одновременно со строительством тюрьмы на окраине Тайшета велось переоборудование бараков бывшего лагеря под жилье для сотрудников. Строительство шло медленно из-за отсутствия денежных средств и строительных материалов. Москва часто напоминала о сроках. Соответственно, и УВД делало выводы. Начальника Управления Озерлага полковника Евстигнеева Сергея Кузьмича вызвали в Иркутск и за медленное строительство ему и мне объявили выговор. После этого я зашел в кабинет к полковнику Евстигнееву и сказал о необъективности приказа, на что он ответил: «Ничего, выговор не язва желудка, мы от этого не похудеем». Справедливости ради нужно сказать, что полковник Евстигнеев был волевой человек, грамотный, бывший журналист и литератор, пользовался большим авторитетом в партийных органах и у начальника «Братскгэсстроя» Наймушина Ивана Ивановича.
Довелось и мне встретиться с Наймушиным. Отгружал я с Вихоревки разобранные баржи для строительства административного корпуса и пищеблока в тюрьме. Одновременно необходим был цемент для бетонирования забора зоны. Зашел я к Наймушину по этому вопросу. Он меня внимательно выслушал и спросил: «А что, Вам необходимо было самому ехать по этому вопросу?» Я ответил, что мне нужно решать и другие проблемы, а на самом деле и послать было некого, так как в штате тюрьмы в то время были только два человека: я и бухгалтер. Наймушин поднял трубку селектора и передал, чтобы один вагон цемента отцепили в Тайшете. На второй день я приехал в Тайшет, и вагон стоял на разгрузочной площадке. Вот так быстро решались вопросы.
С большими трудностями построили административное здание, пищеблок, выгородили зону для хозяйственной обслуги. Стоял старый забор, и были поставлены временные вышки. Было приказано укомплектовать охрану и принимать контингент, а уже после этого своими силами строить забор и приводить режимные корпуса в соответствие с требованиями приказов и инструкций.
Приехал начальник УВД Иркутской области Дербенёв Борис Владимирович с комиссией и разрешил принимать в охрану женщин и выставлять их на наружные постовые вышки, так как в то время в охрану никто не шел. В городе мужчины могли устроиться на более высокую зарплату. Жизнь и сложившиеся условия вынуждали рисковать, вот один из примеров. Приняли девушку, обмундирования не было, пришла она на службу в шляпе с пером, напудренная, размалёванная. Дежурный докладывает, что в смену два человека не вышло по болезни и один пост на вышке не закрыт. Я дежурному говорю: «Спроси женщину, которая без формы, она держала в руках оружие?» Он сказал, что вроде когда-то стреляла из винтовки в ДОССАФ. Я разрешил поставить её на пост во всём праздничном наряде. На второй день мне звонит руководство: «Роман Федорович, что за Анну Каренину ты поставил на вышку, с ней надо идти в ресторан, а ты её на пост». После этого мне еще часто напоминали об этом случае.
Подрядчиком на строительстве было управление Озерлага, а тюрьма являлась заказчиком. Одновременно со строительством тюрьмы на окраине Тайшета велось переоборудование бараков бывшего лагеря под жилье для сотрудников. Строительство шло медленно из-за отсутствия денежных средств и строительных материалов. Москва часто напоминала о сроках. Соответственно, и УВД делало выводы. Начальника Управления Озерлага полковника Евстигнеева Сергея Кузьмича вызвали в Иркутск и за медленное строительство ему и мне объявили выговор. После этого я зашел в кабинет к полковнику Евстигнееву и сказал о необъективности приказа, на что он ответил: «Ничего, выговор не язва желудка, мы от этого не похудеем». Справедливости ради нужно сказать, что полковник Евстигнеев был волевой человек, грамотный, бывший журналист и литератор, пользовался большим авторитетом в партийных органах и у начальника «Братскгэсстроя» Наймушина Ивана Ивановича.
Довелось и мне встретиться с Наймушиным. Отгружал я с Вихоревки разобранные баржи для строительства административного корпуса и пищеблока в тюрьме. Одновременно необходим был цемент для бетонирования забора зоны. Зашел я к Наймушину по этому вопросу. Он меня внимательно выслушал и спросил: «А что, Вам необходимо было самому ехать по этому вопросу?» Я ответил, что мне нужно решать и другие проблемы, а на самом деле и послать было некого, так как в штате тюрьмы в то время были только два человека: я и бухгалтер. Наймушин поднял трубку селектора и передал, чтобы один вагон цемента отцепили в Тайшете. На второй день я приехал в Тайшет, и вагон стоял на разгрузочной площадке. Вот так быстро решались вопросы.
С большими трудностями построили административное здание, пищеблок, выгородили зону для хозяйственной обслуги. Стоял старый забор, и были поставлены временные вышки. Было приказано укомплектовать охрану и принимать контингент, а уже после этого своими силами строить забор и приводить режимные корпуса в соответствие с требованиями приказов и инструкций.
Приехал начальник УВД Иркутской области Дербенёв Борис Владимирович с комиссией и разрешил принимать в охрану женщин и выставлять их на наружные постовые вышки, так как в то время в охрану никто не шел. В городе мужчины могли устроиться на более высокую зарплату. Жизнь и сложившиеся условия вынуждали рисковать, вот один из примеров. Приняли девушку, обмундирования не было, пришла она на службу в шляпе с пером, напудренная, размалёванная. Дежурный докладывает, что в смену два человека не вышло по болезни и один пост на вышке не закрыт. Я дежурному говорю: «Спроси женщину, которая без формы, она держала в руках оружие?» Он сказал, что вроде когда-то стреляла из винтовки в ДОССАФ. Я разрешил поставить её на пост во всём праздничном наряде. На второй день мне звонит руководство: «Роман Федорович, что за Анну Каренину ты поставил на вышку, с ней надо идти в ресторан, а ты её на пост». После этого мне еще часто напоминали об этом случае.
15 лет службы начальником СИЗО в Иркутске
В 1963 году вышло новое положение о раздельном содержании подследственных по статейным признакам и тяжести совершенных преступлений. До нового положения места содержания подследственных назывались тюрьмами, а стали называться следственными изоляторами. Осталось в Союзе только пять тюрем — для содержания осужденных к тюремному заключению.
В 1965 году я ушел работать в Озерлаг, а осенью 1970 года был назначен начальником СИЗО Иркутска. Принимал учреждение от полковника Дмитриева Алексея Васильевича, возглавлявшего СИЗО 15 лет. Трудолюбивый и заботливый был человек, много внимания уделял решению коммунально-бытовых вопросов личного состава и спецконтингента. Под руководством Дмитриева была построена котельная, проведены центральное отопление и канализация, оборудовали столовую для личного состава, сделали переходы из основного корпуса в одиночный и санчасть, работали учебно-производственные мастерские, которые выпускали плательные плечики и производили ремонт винных ящиков. В рабочих кабинетах стала появляться мебель. Сделано было много, но проблем было еще больше. Камеры были переполнены. У личного состава не было жилья, а режим и содержание заключенных не соответствовали требованиям времени. Встал вопрос об образовательных школах для осужденных из хозяйственной обслуги и несовершеннолетних. Вот примерно с такими задачами я принял учреждение ИЗ 34/1.
Когда я принимал СИЗО, моя семья находилась в Лесогорске. Сам я жил в гостинице три месяца, поэтому в учреждении находился почти круглосуточно, часто ночевал в кабинете. Чтобы изучить и знать работу, приходилось много трудиться. Я часто проверял посты, изучал инструкции и приказы, беседовал с личным составом. В СИЗО работало много опытных и добросовестных сотрудников. Нельзя не вспомнить добрым словом замначальника СИЗО по оперативной работе подполковника Вахитова и зама по охране и режиму подполковника Новикова, они мне часто помогали делами и советом. Позднее работал замом по режиму и охране майор Берёзкин, который построил новый забор со стороны улицы Каховского и реки Сарафановки.
Посчастливилось работать с начальником хозяйственно-эксплуатационной части майором Груничевым, признанным лучшим хозяйственником области в системе УИТУ. Был построен корпус для несовершеннолетних на 450 мест, две котельные, овощехранилище, скважина запасной воды, школа и клуб для спецконтингента.
В 1965 году я ушел работать в Озерлаг, а осенью 1970 года был назначен начальником СИЗО Иркутска. Принимал учреждение от полковника Дмитриева Алексея Васильевича, возглавлявшего СИЗО 15 лет. Трудолюбивый и заботливый был человек, много внимания уделял решению коммунально-бытовых вопросов личного состава и спецконтингента. Под руководством Дмитриева была построена котельная, проведены центральное отопление и канализация, оборудовали столовую для личного состава, сделали переходы из основного корпуса в одиночный и санчасть, работали учебно-производственные мастерские, которые выпускали плательные плечики и производили ремонт винных ящиков. В рабочих кабинетах стала появляться мебель. Сделано было много, но проблем было еще больше. Камеры были переполнены. У личного состава не было жилья, а режим и содержание заключенных не соответствовали требованиям времени. Встал вопрос об образовательных школах для осужденных из хозяйственной обслуги и несовершеннолетних. Вот примерно с такими задачами я принял учреждение ИЗ 34/1.
Когда я принимал СИЗО, моя семья находилась в Лесогорске. Сам я жил в гостинице три месяца, поэтому в учреждении находился почти круглосуточно, часто ночевал в кабинете. Чтобы изучить и знать работу, приходилось много трудиться. Я часто проверял посты, изучал инструкции и приказы, беседовал с личным составом. В СИЗО работало много опытных и добросовестных сотрудников. Нельзя не вспомнить добрым словом замначальника СИЗО по оперативной работе подполковника Вахитова и зама по охране и режиму подполковника Новикова, они мне часто помогали делами и советом. Позднее работал замом по режиму и охране майор Берёзкин, который построил новый забор со стороны улицы Каховского и реки Сарафановки.
Посчастливилось работать с начальником хозяйственно-эксплуатационной части майором Груничевым, признанным лучшим хозяйственником области в системе УИТУ. Был построен корпус для несовершеннолетних на 450 мест, две котельные, овощехранилище, скважина запасной воды, школа и клуб для спецконтингента.
Строить и перестраивать в то время приходилось много. На Каховского, 33а был построен жилой дом для сотрудников на 60 квартир. Наше Управление решило построить свое административное здание на ул. Баррикад, 57, а мне было приказано построить для него котельную в зоне.
В процессе работы мне приходилось ездить по обмену опытом в город Горький, в Ленинградские знаменитые «Кресты». В этих изоляторах были оборудованы промышленные телевизоры, комнаты свиданий, кабинеты с телефонными переговорными пунктами, механизированные ворота и многое другое. Возвращаясь из командировок, занимались внедрением новшеств. С финансированием нам помогала Москва, и были свои внебюджетные средства. Получили по наряду телекамеры, а кабельную систему приобретали на месте, 3 км кабеля замуровали в стены. Одну телекамеру установили на главных воротах для контроля движения машин и автотрассы. Комната свиданий была оборудована при входе в административный корпус, где сейчас находится КПП. Кабинеты были оборудованы пластиком и стеклом. В каждом кабинете были установлены телефоны для посетителя и заключенного. Через стекло было хорошо видно друг друга.
Многое было сделано для улучшении бытовых условий в кабинетах: приобретались мебель, аппаратура и многое другое. За счет внебюджетных средств коллектив принимал участие в благоустройстве стадиона «Динамо» и лыжной базы. Сейчас коллектив на лыжную базу ходит, наверное, с удовольствием.
«Наша служба не терпит разгильдяйства»
Безусловно, наряду с хорошим было и много недостатков. Были допущены два побега и попытка к побегу с тяжкими последствиями, погиб старший по корпусу. Это произошло 10 февраля 1982 года. После подъема старший по корпусу Потапов производил сбор заключенных на суды и допросы. В суточном приказе по дежурству было приказано из камер, где содержатся особо опасные заключенные, вывод производить только по одному и в присутствии дежурного и его заместителя. В нарушение приказа Потапов вывел из нескольких камер группу заключенных, в том числе двоих, проходящих по одному делу за ограбление и убийство целой семьи. В сборном отделении заключенные на него напали и нанесли заранее приготовленными железными штырями несколько ран в область груди и спины. Двое побежали в дежурное помещение, чтобы захватить оружие. В это время там находились дежурный Барышников и его заместитель Клеш. У дежурных были резиновые палки, а у заключенных пики, завязалась борьба. Стоявший на посту главных ворот контролёр услышал шум, увидел нападение на дежурное помещение и через окно применил оружие по заключённым. Ранил из пистолета обоих, причём одного смертельно.
По тревоге я на попутной машине прибыл в СИЗО, забежал в дежурное помещение и увидел ужасную трагедию. В дежурном помещении лежали на полу два заключенных и старший по корпусу Потапов, вся комната была в крови. При разбирательстве было установлено, что раненый Потапов смог дойти до дежурного помещения, увидел лежащих заключённых и только потом потерял сознание и скончался. До моего прибытия дежурных забрала скорая помощь и увезла в городскую больницу.
После всех докладов назначили служебное расследование и возбудили уголовное дело. На следующий день прилетели из Москвы замначальника тюремного отдела МВД с сотрудниками для установления причин и условий совершения преступления. За ЧП я получил служебное несоответствие, замначальника по оперативной работе был освобожден от занимаемой должности и отправлен на пенсию. Получили взыскания наши кураторы по линии УВД и УИТУ. Дежурного и замдежурного наказывать не стали, учли, что они предотвратили побег. Постового контролера, применившего оружие, наградили месячным окладом. За это происшествие наш коллектив целый год склоняли на совещаниях и собраниях УВД и УИТУ, а меня заслушивали в Москве на совещании начальников СИЗО Союза в присутствии замминистра генерал-лейтенанта Богатырева по вопросу укрепления режима содержания и профилактики преступлений. Смягчающим обстоятельством было то, что коллектив не дал возможности заключенным завладеть оружием и совершить более тяжкое преступление.
За 42 года службы можно много привести положительных и отрицательных примеров. Наша служба не терпит разгильдяйства, предательства и потери бдительности. Правильно в свое время Ф.Э.Дзержинский говорил: «Чекист должен быть всегда с холодной головой, горячим сердцем и чистыми руками».
По тревоге я на попутной машине прибыл в СИЗО, забежал в дежурное помещение и увидел ужасную трагедию. В дежурном помещении лежали на полу два заключенных и старший по корпусу Потапов, вся комната была в крови. При разбирательстве было установлено, что раненый Потапов смог дойти до дежурного помещения, увидел лежащих заключённых и только потом потерял сознание и скончался. До моего прибытия дежурных забрала скорая помощь и увезла в городскую больницу.
После всех докладов назначили служебное расследование и возбудили уголовное дело. На следующий день прилетели из Москвы замначальника тюремного отдела МВД с сотрудниками для установления причин и условий совершения преступления. За ЧП я получил служебное несоответствие, замначальника по оперативной работе был освобожден от занимаемой должности и отправлен на пенсию. Получили взыскания наши кураторы по линии УВД и УИТУ. Дежурного и замдежурного наказывать не стали, учли, что они предотвратили побег. Постового контролера, применившего оружие, наградили месячным окладом. За это происшествие наш коллектив целый год склоняли на совещаниях и собраниях УВД и УИТУ, а меня заслушивали в Москве на совещании начальников СИЗО Союза в присутствии замминистра генерал-лейтенанта Богатырева по вопросу укрепления режима содержания и профилактики преступлений. Смягчающим обстоятельством было то, что коллектив не дал возможности заключенным завладеть оружием и совершить более тяжкое преступление.
За 42 года службы можно много привести положительных и отрицательных примеров. Наша служба не терпит разгильдяйства, предательства и потери бдительности. Правильно в свое время Ф.Э.Дзержинский говорил: «Чекист должен быть всегда с холодной головой, горячим сердцем и чистыми руками».
Комментариев нет:
Отправить комментарий